– Он меня ночью узнал.
– Вот черт!
– Но я не уверен, что правильно его понял, может быть, он не будет докладывать Ловере.
После ужина мы с Лео потащились на штрафную площадку: отжиматься. Точнее, тащился я, а Лео приноравливался к моей скорости. Площадка находится позади штабного домика, места, которое я предпочел бы еще несколько дней обходить стороной.
Это ж надо, вчера я весело и непринужденно, на глазах у каких-то восхищенных мальков, отжался сто пятьдесят раз на пальцах, подряд, а сегодня… Отжимался я на кулаках, раз уж Бовес не сказал, как именно, предположим, что так. В голове звенели колокола и мерзкая мысль, что за мной никто из сержантов не наблюдает, и никто, кроме меня самого, не считает отжимания. Нет, я про себя знаю всё! И этого достаточно, иначе зачем я сегодня практически признался Дронеро и почему не побежал к врачу: пощадите бедного больного ребенка. Сейчас еще тридцать отжиманий – и можно будет пойти и лечь. И никакой бессонницы. Уф, всё. Лео стоял рядом и ждал, пока я вымучаю из себя последние несколько раз.
– Вставай, – сказал он тихо, – отойдем в тень, я тебя потащу, а здесь не стоит.
Мы побыстрее убрались в темную аллею, и Лео подставил мне плечо. Рядом какая-то компания шумно играла в охоту на горынычей или, судя по победному реву, в удачную охоту горынычей – люди так обычно не вопят.
Около нашей палатки нас поджидали любители хорового пения, Лео разогнал их одной фразой, заявил, что у него пальцы болят, и играть он не будет. Недовольно ворча, народ разошелся кто куда.
Лео свалил меня на спальник. Я зашипел от боли и перевернулся на живот: синяки, наставленные Дронеро, дали о себе знать.
– Чего? – спросил Лео.
– Твой любимый инструктор сам со мной расправился.
Лео зажег свет и опять взял в руки «яд горыныча»:
– Снимай футболку и показывай где, а то ты покрашенный, не видно.
– Угу, и на этой веселой ноте закончился, наконец, этот бесконечный день, – торжественно изрек я заплетающимся языком.
Утром я чувствовал себя намного лучше, но ненамного лучше выглядел. Оказывается, вечером, уже после того, как я заснул, Лео назначил дежурного по покраске Энрика, поэтому Алекс разбудил меня минут за десять до подъема: красить. И все эти десять минут мы с ним героически не хохотали.
– На Земле, – тихо сказал Алекс, опрыскивая длинные синяки на моей спине «ядом горыныча», – есть такие полосатые лошади, зебры называются, очень на тебя похожи.
– Тебя обманули, – заверил я его, – не бывает полосатых лошадей. У Кальяри был альбом со всеми мастями, я его смотрел.
– Ну, может, это какие-нибудь генно-модифицированные, – Алекс не стал со мной спорить.
Тут прозвучал сигнал «подъем», и мы захохотали.
– Чего? – спросил Гвидо спросонья.
– Он говорит, что я похож на полосатую лошадь, – объяснил я.
– Нет, это полосатая лошадь похожа на тебя! – возразил Алекс.
– А такие бывают? – влез любознательный Тони.
– Нет, не бывает, – решительно ответил я.
Тони был разочарован.
– Тигр и должен быть тигром, полосатым! – произнес Роберто, который тоже тигр. На физиономии у него было написано желание сделать что-нибудь этакое. Вот черт!
– Но-но, – остановил его Лео, – только не вздумай повторять его подвиги. Аэрозоля не хватит.
– Я придумаю что-нибудь своё, – весело возразил Роберто.
Лео помрачнел:
– Не надо.
– Угу, – согласился Алекс, – а то скрутим, свяжем и выпустим завтра утром.
– Ну чего вы? – возмутился Роберто.
– Завтра соревнования по скалолазанию. А потом – подряд – полоса препятствий, стрельба, кемпо, ночной бой. А победитель по сумме мест во всех видах получает право первым выбирать маршрут похода. Еще никто ни разу не пожалел.
– Понятно. Надо выиграть, – резюмировал я.
Роберто согласно кивнул.
– Выиграть надо в любом случае, – меланхолично заметил Лео. – И по возможности всё. Ты как? В форме?
– Завтра буду в форме, – обещал я весело. Лео посмотрел на меня укоризненно и вздохнул:
– Так ты ничего и не понял.
– Ну вот еще! Понял, – легкомысленно ухмыльнулся я. – Мне надо было прыгнуть в море со скалы, – и пусть бы они меня заметили, всё равно бы не узнали, – и плыть обратно. Я вылез бы на мыс или даже на пляж раньше, чем тот, кто караулил меня у КПП, успел бы туда прибежать. А потом пробрался бы сюда темными аллеями. И был бы сейчас в полном порядке.
– Я и говорю: ничего не понял.
– Лео, я тебя понял, – возразил я уже серьезнее. – Я просто проанализировал свои действия как военную операцию. Это было не лучшее решение.
– Стратег! – фыркнул Лео. – Новосицилийский! – Придумать эпитет поуничижительнее он не сумел.
– Ага! Побежали на зарядку, а то опять придется отжиматься, да еще всем сразу. А это плохо с военной точки зрения.
После этой истории Лео стал еще более молчаливым и задумчивым, чем обычно, а когда мы забрались на очередную скалу и оказались далеко от ушей нашего сержанта, выяснилось, что мой друг со мной еще не закончил.
– Если ты еще что-нибудь такое учинишь… – Он сделал паузу, и я в нее вклинился:
– Лео, ты меня не заложишь, даже если тебя утопят в бочке с пентатолом, зачем ты это говоришь?
– Я сделаю хуже, – ответил он. – Пойду и скажу, что это был я.
– Тогда мне придется идти и признаваться, и я легко докажу, что это был я, а ты тут ни при чем. Ты не знаешь подробностей, – я еще не понял, насколько он серьезно.
Он заскрипел зубами:
– Черт тебя подери!
– И, пожалуйста, никогда мне не угрожай!
Лео отвернулся. Я тоже. Какого ястреба он на меня взъелся? Тогда не надо было обо мне так заботиться: меня бы вычислили – и всё.